Но наступает короткая пауза. И через несколько минут из-под тента, где расположился Черкасов, доносится смех. Николай Константинович «показывает».
— Знаете, как ходит прусский офицер?
Черкасов вскакивает со складного кресла.
Он мгновенно преображается. На ветхий костюм бедного испанского сеньора падают отблески мощи всей прусской империи. Черкасов вырастает на глазах, шея вытягивается,
глаза стекленеют до цвета молочных опалов. Деревянно вскидывая ноги, он марширует перед нами.
В игру включается Юрий Владимирович Толубеев. Его любимый персонаж — обезьяна Чита. А если здесь и Серафима Германовна Бирман, то мы становимся зрителями такого великолепного импровизированного представления, каких мне более не приходилось видеть. Как много они знали, виделй! Как много умели!
И опять на смену усталости приходит ровное, хорошее настроение, приходит бодрость.
Истории и показы появлялись в определенных ситуациях: когда окружающим было
трудно или неуютно. И хотя самому Николаю Константиновичу было в этот момент не легче, а иногда и труднее, чем другим, он находил силы помочь товарищам. Помощь была тактичной, незаметной, не выражалась в советах или соболезнованиях. Просто Николай Константинович владел даром человеческого общения, умел менять настроение человека, умел поднимать его энергию, вселять бодрость и уверенность в собственных силах. Ах, какой это редкий и драгоценный дар!
Мне кажется, подсознательно, не умом, а, как говорят, сердцем он чувствовал, что значит встреча с ним, знаменитым артистом, для каждого человека. И он умел эту встречу, самую короткую, самую мимолетную, наполнить особым смыслом и значением. Подходила робкая девушка с просьбой дать автограф, и Черкасов приветливо улыбался, находил несколько добрых слов, и она уходила, надолго унося с собой ощущение доброты и человечности знаменитого актера. Никогда, никогда Черкасов не говорил надменно, через плечо, не смотрел «мимо». А ведь он был действительно артистом с мировой славой, человеком, вероятно, уставшим и от знаков популярности, и от пустых разговоров, и от просьб об автографах...
В 1963 году мы встретились в Берлине. Я снималась на киностудии ДЕФА в фильме «Пока я жив», посвященном Карлу Либкнехту, играла Софью, его жену. Неожиданно в посольстве узнала, что в ГДР приезжает Черкасов.
Когда я между делом сказала об этом режиссеру фильма Гюнтеру Райшу, тот буквально взорвался. Дело в том, что в сценарии была роль профессора-музыканта Ведле-ра. В отличие от других реальных исторических персонажей фильма, этот образ был собирательным. В нем должны были воплотиться черты той части прогрессивной немецкой интеллигенции, которая нашла силы и смелость выступить в поддержку Либкнех-та. Роль была невелика по объему, но имела большое значение в общей драматургии произведения.
Райш, человек редкой энергии и темперамента, чуть не шепотом (от волнения) признался мне, что мечтал видеть в этой роли. Николая Константиновича Черкасова, но ему неудобно обращаться с предложением сыграть фактически в эпизоде к знаменитому актеру, который для него, Райша, значит так много... Словом, деликатная миссия «произвести разведку» была поручена мне.
Николай Константинович с интересом отнесся к моему сообщению. Сказал, что готов встретиться с режиссером. Но свидание это так и не состоялось. Райш поначалу просто не поверил, что Черкасов, сам Черкасов может согласиться играть у него небольшую роль. А когда, наконец, набрался смелости, актера уже не было в Берлине...
Сейчас, по прошествии стольких лет, благодарно помню всех. И — не в ущерб другим, не с умалением их доброты, отзывчивости, мудрости — первым вспоминаю Николая Константиновича. перетяжка мягкой мебели недорого в Москве и московской области.